Как социально-политические процессы влияют на развитие науки? На какие вопросы отвечают ученые, занимающиеся философией и социологией науки? Можно ли решить проблему поколенческого провала в научной сфере, образовавшуюся после 1990-х гг.? Об этом ― в интервью с ведущим научным сотрудником кафедры истории социально-политических учений факультета политологии МГУ имени М.В. Ломоносова кандидатом политических наук Александрой Федоровной Яковлевой.
― С одной стороны, есть мнение, что для развития науки, эффективного продолжения существующих исследований нужна политическая, экономическая, социальная стабильность. С другой ― история показывает ситуации, в которых кризис сыграл значительную роль в создании новых технологий и разработок: Великая Отечественная война, холодная война, последний пример ― пандемия COVID-19. В эти периоды наука в самых разных отраслях делала серьезные скачки вперед. Так что именно нужно науке для развития: стабильность или кризис?
― Это очень многогранный вопрос. Политическая и социальная ситуация, международные процессы, природные факторы влияют на все виды человеческой деятельности и в первую очередь ставят задачи перед человеком как существом общественным и познающим. Работа ученых, людей, познающих мир особым, не обыденным образом, направлена на решение научно обоснованных проблем, стоящих перед обществом и существующих в самых разных сферах жизни и деятельности человека. Безусловно, в экстренных, критических ситуациях ученые задаются вопросом, какие можно предложить способы выхода из кризиса.
С одной стороны, стабильность необходима для того, чтобы наука развивалась естественным образом. Казалось бы, развитие науки нельзя подгонять, хотя на самом деле очень часто возникают условия, в которых нужно максимально быстро достичь определенных результатов. Например, пандемия COVID-19 и необходимость скорейшего создания вакцины против вируса. Очевидно, что своевременное создание вакцин повлияло на то, что мы смогли выйти из глобального кризиса. С другой стороны, могу сказать, что в этот период гонки за их открытием многие исследования были отложены по разным причинам.
История науки во многом демонстрирует, что открытия провоцирует и сочетание кризиса и стабильности. Это показывают разные периоды развития науки. Например, космический и атомный проекты периода Советского Союза ― феноменальные программы, родившиеся именно на этой границе. С одной стороны, международная конкуренция, желание занять лидирующие позиции, а с другой ― совершенно уникальный опыт, когда задачи решаются в самые короткие сроки с максимальным результатом. При этом в довольно некомфортных для ученых условиях.
― Какие исторические примеры влияния социально-политических изменений и процессов на развитие науки можете привести?
― Например, развал Советского Союза ― могу привести этот пример, потому что наблюдала это в своей семье. Мои родители ученые, мама ― представитель гуманитарных, папа ― естественных наук, и их напрямую коснулись процессы 1990-х гг., когда наука не то что недофинансировалась, а не финансировалась совсем. Многие их друзья и коллеги ушли в другие сферы деятельности ― это тоже форма утечки мозгов, которая может выражаться не только в том, что человек уезжает в другую страну. Часто это происходит также вследствие разочарования ученого на определенном этапе своего профессионального пути.
Мне кажется, что сейчас очень важно изучать тот период. Наши коллеги сегодня изучают феномен «лихих 90-х»: оценивают не только политическую составляющую, но и отражение этого периода в кино, литературе и социальных отношениях. Главное следствие развала Советского Союза для науки ― это не только уничтожение инфраструктуры и материально-технического обеспечения, но и человеческие потери. Фактически мы сегодня видим и сильно чувствуем последствия ухода ученых из науки в 1990-е гг., следствием которого стал так называемый поколенческий провал. Это результат целого ряда социально-политических процессов, происходивших в тот период.
Решить проблему этого поколенческого провала оказалось очень сложно. Поддержка «молодой» науки, которая системно ведется в России около 15 последних лет, ― это как раз политика, направленная на решение подобных проблем в будущем.
― Как вы можете сформулировать основные тенденции научной политики России последних лет?
― В одном интервью не получится затронуть все аспекты, это комплексный вопрос.
Во-первых, говорить о научной политике как об отраслевой, то есть как о традиционном комплексе мер для развития той или иной сферы, сейчас все еще довольно сложно. Есть расхождения даже в терминологическом отношении. Научно-техническая политика закреплена в федеральном законе, действующем с 1996 г. Эта база остается. Во-вторых, есть научно-технологическое развитие, закрепленное в одноименной стратегии. Кроме того, есть сфера образования и сферы, касающиеся инноваций, технологий и науки. Идут довольно серьезные споры о том, надо ли это рассматривать целиком как часть единого процесса управления или по отдельности, исходя из целеполагания.
Если говорить о научной политике, направленной на ее эффективное развитие, то я бы сказала, что эта сфера самостоятельно существует за сферами управления образованием, технологиями и инновациями. Это мое экспертное мнение, связанное с пониманием того, как действительно развивается наука. Но дело не в том, что ситуация с управлением наукой хуже, а в том, что в фундаментальной науке в отличие от упомянутых сфер неочевиден конкретный результат.
Оценивая государственное управление сферой фундаментальной науки, могу сказать, что проблем достаточно много и они только начинают так или иначе решаться. Появляется понимание взаимосвязи науки и технологий, осознание того, что первично. Поднимаются вопросы, чему должны служить определенные результаты, что такое долгосрочный результат. В любом деле надо выстраивать приоритеты и целеполагание. Говоря про управление наукой, надо понимать, как соотнести то, чего хочет достичь общество, государство, с целями самой науки.
Государственная приоритизация научных исследований — это классическая ситуация. Именно благодаря этому в советское время наука достигла известных высот. Но если вспомнить систему приоритетных направлений развития науки, технологий и техники, утвержденную в 2011 г., то в ней никак не отражено социогуманитарное знание. Хотя именно эти науки позволяют оценить, например, опасен или нет тот или иной результат исследований, определить его долгосрочное влияние на развитие человека и общества. Социогуманитарное знание предлагает систему ценностей и формулирует основные этические принципы, в том числе работы ученого. Если резюмировать, то основной тезис, который сегодня формулирует власть перед наукой, ― необходимость соответствовать государственному приоритету с точки зрения внутренней политики и развития.
На самом деле наука и научная политика ― очень сложный для изучения предмет на стыке наук. Надо отметить, что политологи мало занимаются исследованиями научной политики. Это в первую очередь предмет изучения в комплексе истории и философии науки, экономики, социологии и психологии.
― Можно ли прогнозировать вектор развития науки и технологий, опираясь на исторические факты и знание прошедших и происходящих социально-политических процессов?
― История действительно показывает достаточно много примеров того, как совокупность факторов влияет на развитие, внедрение и широкое распространение тех или иных технологий. Недавно мы, гуманитарии, вместе с представителями сферы технических наук участвовали в проекте по технологическим траекториям. Удалось собрать базу данных об истории беспилотных технологий и, в частности, понять, почему, несмотря на высокий уровень технологического развития и возможностей промышленности, до сих пор широко не распространены беспилотные автомобили.
Вклад социогуманитариев здесь выражается в применении методов философии и социологии техники, позволяющих спрогнозировать условия, при которых можно внедрить ту или иную технологию и оказывать определенное влияние на общественное развитие. В то же время наши коллеги провели анализ по патентам, в которых так или иначе присутствует тема беспилотных технологий. Не назову точную цифру, но таких документов действительно много и большая часть патентов не была реализована.
Самый главный вопрос, возникающий в связи с внедрением беспилотных технологий, это ответственность. Может ли, например, автопилот нести ответственность как водитель-человек? Или ответственность лежит на производителе? Или вопросы к инженеру, который что-то не так спроектировал? А может быть, к пешеходу, который не учел, что перед ним беспилотник? По большому счету, эта ситуация была теоретически понятна, но исследование прояснило и обосновало многие вещи.
Поэтому прогнозировать развитие и внедрение определенных технологий, конечно, можно. В каких-то областях есть очевидная необходимость, в частности в медицине и генной инженерии, решающих вопросы выживания человечества. Например, киборгизация и протезирование: возможность заменить человеческие органы, если есть соответствующие медицинские показания. Технологии, которые напрямую облегчают человеку жизнь, так называемые помогающие, быстрее развиваются и внедряются, их развитие проще прогнозировать.
Сложнее прогнозировать развитие технологий, меняющих свой характер в зависимости от использования. Допустим, искусственный интеллект. Здесь встает вопрос, в чьих руках оказываются такие технологии и какие цели преследуются при их применении, в том числе ситуативном. Мы также это активно обсуждаем в социогуманитарной среде. В целом прогнозирование научных и технологических траекторий сегодня осложняется тем, что у нас не так много методов. Существуют краткосрочные, среднесрочные и долгосрочные прогнозы, оценки рисков и угроз. В этом сочетании можно строить какие-то сценарии, но всегда может вмешаться такой фактор, как пандемия COVID-19, и заблокировать или как минимум отложить в долгий ящик все планы.
― Кроме политологии вы занимаетесь философией, в частности философией науки и техники. Что это за направления и на какие вопросы пытаются ответить ученые?
― Говоря о современной науке, мы должны помнить, что имеем в виду так называемую технонауку. Это касается вопросов, где проходит граница между наукой и технологиями, кто должен ставить задачи и направлять эти сферы. Кроме того, мы рассматриваем науку как социальный институт.
Один из основных вопросов развития и философии, и науки заключается в том, до какой степени надо вести поиск истины, насколько она может быть детерминирована социальной ситуацией. Насколько объективное знание осталось целью развития самой науки? Не стало ли оно заменяться чем-то другим? Раньше казалось очевидным, что наука первична, а технологии следуют за ней, появляются только после того, как совершено определенное открытие или проблема хотя бы сформулирована с научной точки зрения. Сейчас это совершенно неочевидно, технология может быть первичной.
― Это вопрос очередности теории и практики?
― Вопрос не в очередности теории и практики, а в том, что перевешивает. Когда есть серьезный запрос на важную технологию, принципы научности, как показывает практика, могут быть отставлены в сторону.
Специалисты в областях философии науки и техники занимаются как раз этими вопросами. Насколько интерес общества может быть первичен по отношению к интересам самой науки? До какой степени детерминированность социальным запросом может влиять на интересы исследований и исследователей с точки зрения истины и объективности?
Под моей редакцией вышла книга «Философия и социология техники в XXI веке». Она посвящена осмыслению наследия уже ушедшего от нас профессора МГУ, заведующего сектором междисциплинарных проблем научно-технического развития Института философии РАН и почетного доктора Технологического университета Карлсруэ В.Г. Горохова. Он всю жизнь занимался философией техники с переносом на нашу почву богатого исследовательского опыта немецких ученых, формированием отечественной научной школы философии техники. Например, немецкие ученые из сфер философии техники и социальной оценки техники ― это уважаемые эксперты в органах власти, среди лиц, принимающих решения. Любая норма, которая закрепляется юридически в соответствии с государственными интересами, не появляется без взаимодействия с научным сообществом.
Эта книга ― огромный труд, по которому можно судить о том разнообразии тем, которые обсуждают философы техники, философы науки, социологи науки, науковеды, историки науки. В этих областях идут серьезные и очень разнонаправленные дискуссии,– например, по проблемам искусственного интеллекта. Есть понятие «антропотехносфера» ― исследования того, как соединяются интересы человека и самой техники. С этой точки зрения из-за того, что техника очень сильно меняется, в каком-то смысле она рассматривается как живое существо. И, несмотря на то что техника производится и трансформируется человеком, она над людьми иногда и довлеет.
― Кроме философии науки, исследований, посвященных влиянию социально-политических процессов на развитие науки, вы изучали научный человеческий капитал. Понятно, что после 1991 г. у молодежи во многом сложилось негативное отношение к карьере ученого. Как сегодня выглядит эта проблема? Ведь привлечение молодежи ― это один из векторов научной политики в России.
― Мы с коллегами ведем эти исследования уже несколько лет. Более того, эта работа получила начало как раз из практики, ведь мы тоже были молодыми учеными, погруженными в эти проблемы. Зная эти сложности, я занималась и отчасти продолжаю заниматься общественной работой в советах молодых ученых для решения проблем тех исследователей, которые только начинают научную карьеру.
Один из самых сложных вопросов ― это закрепление в науке, возможность остаться и развиваться всю жизнь в этой области. Проблем, связанных с оплатой труда, жильем и социальными гарантиями, меньше не стало. Сколько бы молодым ученым ни выдавали сертификатов на покупку жилья, нет возможности всех обеспечить, как и выделить всем желающим целевые гранты.
Образ молодого ученого сегодня оценивается и воспринимается в первую очередь с точки зрения лидерского потенциала. Но не все могут и должны быть лидерами ― нужны крепкие середняки, на которых и держится большая часть работы. И даже если молодой ученый не проявляет лидерских качеств, ничего плохого в этом нет и его тоже надо поддерживать.
Серьезная дискуссия идет о поддержке молодых ученых в плане создания кадрового резерва для решения в будущем проблемы поколенческого провала. Если раньше проблемы молодых ученых обсуждались фактически внутри этого круга, то в последние годы приоритеты в сфере молодежной политики активно прописываются, формулируются и закрепляются в документах.
Выделю еще одну значимую проблему: с одной стороны, молодежь — она и в науке молодежь. Но с другой стороны, наука — это сфера, где возраст сам по себе не важен. Во всяком случае, он не должен быть определяющим фактором. Мы же не делим науку на «взрослую» и «молодую»… Работая много лет в статусе молодого ученого, получая соответствующую поддержку и целевое финансирование, я отчасти этого смущалась. Возникал вопрос: серьезно меня воспринимают в научном сообществе как ученого или все-таки делают скидку на возраст?
Более того, как только человек теряет статус молодого ученого, он сталкивается с рядом проблем, в частности сужаются возможности получить поддержку своих проектов. Когда ученому 40–45 лет, у него сформирован багаж знаний, но исчезает существовавшая ранее возможность реализации проектов, многим становится тяжело и в материальном, и в моральном плане. Я называю это «самочувствие ученых»: окно возможностей самореализации несколько сужается, и мы фиксируем снижение уверенности ученых в завтрашнем дне, которая нужна для планирования дальнейших исследований. Когда мы брали интервью у молодых специалистов, многие отмечали как самую большую проблему не материальное и техническое обеспечение, а невозможность долгосрочного планирования своих исследований. Здесь мы возвращаемся к началу разговора о важности стабильности для развития науки.
Когда молодой ученый начинает научную деятельность, он чаще всего и наполовину не представляет, что ему предстоит делать и кем он в итоге станет. А надо быть многоруким человеком-оркестром, который ведет исследования, постоянно следит за новыми публикациями, выступает на конференциях, добывает деньги, оборудование, растит аспирантов, работает со студентами. Поэтому в период, когда человек проходит этап профессионального становления, он сталкивается с множеством самых разных проблем, невозможность решить которые во многом определяет отток из научной сферы.
Информация взята с портала «Научная Россия» (https://scientificrussia.ru/)
― С одной стороны, есть мнение, что для развития науки, эффективного продолжения существующих исследований нужна политическая, экономическая, социальная стабильность. С другой ― история показывает ситуации, в которых кризис сыграл значительную роль в создании новых технологий и разработок: Великая Отечественная война, холодная война, последний пример ― пандемия COVID-19. В эти периоды наука в самых разных отраслях делала серьезные скачки вперед. Так что именно нужно науке для развития: стабильность или кризис?
― Это очень многогранный вопрос. Политическая и социальная ситуация, международные процессы, природные факторы влияют на все виды человеческой деятельности и в первую очередь ставят задачи перед человеком как существом общественным и познающим. Работа ученых, людей, познающих мир особым, не обыденным образом, направлена на решение научно обоснованных проблем, стоящих перед обществом и существующих в самых разных сферах жизни и деятельности человека. Безусловно, в экстренных, критических ситуациях ученые задаются вопросом, какие можно предложить способы выхода из кризиса.
С одной стороны, стабильность необходима для того, чтобы наука развивалась естественным образом. Казалось бы, развитие науки нельзя подгонять, хотя на самом деле очень часто возникают условия, в которых нужно максимально быстро достичь определенных результатов. Например, пандемия COVID-19 и необходимость скорейшего создания вакцины против вируса. Очевидно, что своевременное создание вакцин повлияло на то, что мы смогли выйти из глобального кризиса. С другой стороны, могу сказать, что в этот период гонки за их открытием многие исследования были отложены по разным причинам.
История науки во многом демонстрирует, что открытия провоцирует и сочетание кризиса и стабильности. Это показывают разные периоды развития науки. Например, космический и атомный проекты периода Советского Союза ― феноменальные программы, родившиеся именно на этой границе. С одной стороны, международная конкуренция, желание занять лидирующие позиции, а с другой ― совершенно уникальный опыт, когда задачи решаются в самые короткие сроки с максимальным результатом. При этом в довольно некомфортных для ученых условиях.
― Какие исторические примеры влияния социально-политических изменений и процессов на развитие науки можете привести?
― Например, развал Советского Союза ― могу привести этот пример, потому что наблюдала это в своей семье. Мои родители ученые, мама ― представитель гуманитарных, папа ― естественных наук, и их напрямую коснулись процессы 1990-х гг., когда наука не то что недофинансировалась, а не финансировалась совсем. Многие их друзья и коллеги ушли в другие сферы деятельности ― это тоже форма утечки мозгов, которая может выражаться не только в том, что человек уезжает в другую страну. Часто это происходит также вследствие разочарования ученого на определенном этапе своего профессионального пути.
Мне кажется, что сейчас очень важно изучать тот период. Наши коллеги сегодня изучают феномен «лихих 90-х»: оценивают не только политическую составляющую, но и отражение этого периода в кино, литературе и социальных отношениях. Главное следствие развала Советского Союза для науки ― это не только уничтожение инфраструктуры и материально-технического обеспечения, но и человеческие потери. Фактически мы сегодня видим и сильно чувствуем последствия ухода ученых из науки в 1990-е гг., следствием которого стал так называемый поколенческий провал. Это результат целого ряда социально-политических процессов, происходивших в тот период.
Решить проблему этого поколенческого провала оказалось очень сложно. Поддержка «молодой» науки, которая системно ведется в России около 15 последних лет, ― это как раз политика, направленная на решение подобных проблем в будущем.
― Как вы можете сформулировать основные тенденции научной политики России последних лет?
― В одном интервью не получится затронуть все аспекты, это комплексный вопрос.
Во-первых, говорить о научной политике как об отраслевой, то есть как о традиционном комплексе мер для развития той или иной сферы, сейчас все еще довольно сложно. Есть расхождения даже в терминологическом отношении. Научно-техническая политика закреплена в федеральном законе, действующем с 1996 г. Эта база остается. Во-вторых, есть научно-технологическое развитие, закрепленное в одноименной стратегии. Кроме того, есть сфера образования и сферы, касающиеся инноваций, технологий и науки. Идут довольно серьезные споры о том, надо ли это рассматривать целиком как часть единого процесса управления или по отдельности, исходя из целеполагания.
Если говорить о научной политике, направленной на ее эффективное развитие, то я бы сказала, что эта сфера самостоятельно существует за сферами управления образованием, технологиями и инновациями. Это мое экспертное мнение, связанное с пониманием того, как действительно развивается наука. Но дело не в том, что ситуация с управлением наукой хуже, а в том, что в фундаментальной науке в отличие от упомянутых сфер неочевиден конкретный результат.
Оценивая государственное управление сферой фундаментальной науки, могу сказать, что проблем достаточно много и они только начинают так или иначе решаться. Появляется понимание взаимосвязи науки и технологий, осознание того, что первично. Поднимаются вопросы, чему должны служить определенные результаты, что такое долгосрочный результат. В любом деле надо выстраивать приоритеты и целеполагание. Говоря про управление наукой, надо понимать, как соотнести то, чего хочет достичь общество, государство, с целями самой науки.
Государственная приоритизация научных исследований — это классическая ситуация. Именно благодаря этому в советское время наука достигла известных высот. Но если вспомнить систему приоритетных направлений развития науки, технологий и техники, утвержденную в 2011 г., то в ней никак не отражено социогуманитарное знание. Хотя именно эти науки позволяют оценить, например, опасен или нет тот или иной результат исследований, определить его долгосрочное влияние на развитие человека и общества. Социогуманитарное знание предлагает систему ценностей и формулирует основные этические принципы, в том числе работы ученого. Если резюмировать, то основной тезис, который сегодня формулирует власть перед наукой, ― необходимость соответствовать государственному приоритету с точки зрения внутренней политики и развития.
На самом деле наука и научная политика ― очень сложный для изучения предмет на стыке наук. Надо отметить, что политологи мало занимаются исследованиями научной политики. Это в первую очередь предмет изучения в комплексе истории и философии науки, экономики, социологии и психологии.
― Можно ли прогнозировать вектор развития науки и технологий, опираясь на исторические факты и знание прошедших и происходящих социально-политических процессов?
― История действительно показывает достаточно много примеров того, как совокупность факторов влияет на развитие, внедрение и широкое распространение тех или иных технологий. Недавно мы, гуманитарии, вместе с представителями сферы технических наук участвовали в проекте по технологическим траекториям. Удалось собрать базу данных об истории беспилотных технологий и, в частности, понять, почему, несмотря на высокий уровень технологического развития и возможностей промышленности, до сих пор широко не распространены беспилотные автомобили.
Вклад социогуманитариев здесь выражается в применении методов философии и социологии техники, позволяющих спрогнозировать условия, при которых можно внедрить ту или иную технологию и оказывать определенное влияние на общественное развитие. В то же время наши коллеги провели анализ по патентам, в которых так или иначе присутствует тема беспилотных технологий. Не назову точную цифру, но таких документов действительно много и большая часть патентов не была реализована.
Самый главный вопрос, возникающий в связи с внедрением беспилотных технологий, это ответственность. Может ли, например, автопилот нести ответственность как водитель-человек? Или ответственность лежит на производителе? Или вопросы к инженеру, который что-то не так спроектировал? А может быть, к пешеходу, который не учел, что перед ним беспилотник? По большому счету, эта ситуация была теоретически понятна, но исследование прояснило и обосновало многие вещи.
Поэтому прогнозировать развитие и внедрение определенных технологий, конечно, можно. В каких-то областях есть очевидная необходимость, в частности в медицине и генной инженерии, решающих вопросы выживания человечества. Например, киборгизация и протезирование: возможность заменить человеческие органы, если есть соответствующие медицинские показания. Технологии, которые напрямую облегчают человеку жизнь, так называемые помогающие, быстрее развиваются и внедряются, их развитие проще прогнозировать.
Сложнее прогнозировать развитие технологий, меняющих свой характер в зависимости от использования. Допустим, искусственный интеллект. Здесь встает вопрос, в чьих руках оказываются такие технологии и какие цели преследуются при их применении, в том числе ситуативном. Мы также это активно обсуждаем в социогуманитарной среде. В целом прогнозирование научных и технологических траекторий сегодня осложняется тем, что у нас не так много методов. Существуют краткосрочные, среднесрочные и долгосрочные прогнозы, оценки рисков и угроз. В этом сочетании можно строить какие-то сценарии, но всегда может вмешаться такой фактор, как пандемия COVID-19, и заблокировать или как минимум отложить в долгий ящик все планы.
― Кроме политологии вы занимаетесь философией, в частности философией науки и техники. Что это за направления и на какие вопросы пытаются ответить ученые?
― Говоря о современной науке, мы должны помнить, что имеем в виду так называемую технонауку. Это касается вопросов, где проходит граница между наукой и технологиями, кто должен ставить задачи и направлять эти сферы. Кроме того, мы рассматриваем науку как социальный институт.
Один из основных вопросов развития и философии, и науки заключается в том, до какой степени надо вести поиск истины, насколько она может быть детерминирована социальной ситуацией. Насколько объективное знание осталось целью развития самой науки? Не стало ли оно заменяться чем-то другим? Раньше казалось очевидным, что наука первична, а технологии следуют за ней, появляются только после того, как совершено определенное открытие или проблема хотя бы сформулирована с научной точки зрения. Сейчас это совершенно неочевидно, технология может быть первичной.
― Это вопрос очередности теории и практики?
― Вопрос не в очередности теории и практики, а в том, что перевешивает. Когда есть серьезный запрос на важную технологию, принципы научности, как показывает практика, могут быть отставлены в сторону.
Специалисты в областях философии науки и техники занимаются как раз этими вопросами. Насколько интерес общества может быть первичен по отношению к интересам самой науки? До какой степени детерминированность социальным запросом может влиять на интересы исследований и исследователей с точки зрения истины и объективности?
Под моей редакцией вышла книга «Философия и социология техники в XXI веке». Она посвящена осмыслению наследия уже ушедшего от нас профессора МГУ, заведующего сектором междисциплинарных проблем научно-технического развития Института философии РАН и почетного доктора Технологического университета Карлсруэ В.Г. Горохова. Он всю жизнь занимался философией техники с переносом на нашу почву богатого исследовательского опыта немецких ученых, формированием отечественной научной школы философии техники. Например, немецкие ученые из сфер философии техники и социальной оценки техники ― это уважаемые эксперты в органах власти, среди лиц, принимающих решения. Любая норма, которая закрепляется юридически в соответствии с государственными интересами, не появляется без взаимодействия с научным сообществом.
Эта книга ― огромный труд, по которому можно судить о том разнообразии тем, которые обсуждают философы техники, философы науки, социологи науки, науковеды, историки науки. В этих областях идут серьезные и очень разнонаправленные дискуссии,– например, по проблемам искусственного интеллекта. Есть понятие «антропотехносфера» ― исследования того, как соединяются интересы человека и самой техники. С этой точки зрения из-за того, что техника очень сильно меняется, в каком-то смысле она рассматривается как живое существо. И, несмотря на то что техника производится и трансформируется человеком, она над людьми иногда и довлеет.
― Кроме философии науки, исследований, посвященных влиянию социально-политических процессов на развитие науки, вы изучали научный человеческий капитал. Понятно, что после 1991 г. у молодежи во многом сложилось негативное отношение к карьере ученого. Как сегодня выглядит эта проблема? Ведь привлечение молодежи ― это один из векторов научной политики в России.
― Мы с коллегами ведем эти исследования уже несколько лет. Более того, эта работа получила начало как раз из практики, ведь мы тоже были молодыми учеными, погруженными в эти проблемы. Зная эти сложности, я занималась и отчасти продолжаю заниматься общественной работой в советах молодых ученых для решения проблем тех исследователей, которые только начинают научную карьеру.
Один из самых сложных вопросов ― это закрепление в науке, возможность остаться и развиваться всю жизнь в этой области. Проблем, связанных с оплатой труда, жильем и социальными гарантиями, меньше не стало. Сколько бы молодым ученым ни выдавали сертификатов на покупку жилья, нет возможности всех обеспечить, как и выделить всем желающим целевые гранты.
Образ молодого ученого сегодня оценивается и воспринимается в первую очередь с точки зрения лидерского потенциала. Но не все могут и должны быть лидерами ― нужны крепкие середняки, на которых и держится большая часть работы. И даже если молодой ученый не проявляет лидерских качеств, ничего плохого в этом нет и его тоже надо поддерживать.
Серьезная дискуссия идет о поддержке молодых ученых в плане создания кадрового резерва для решения в будущем проблемы поколенческого провала. Если раньше проблемы молодых ученых обсуждались фактически внутри этого круга, то в последние годы приоритеты в сфере молодежной политики активно прописываются, формулируются и закрепляются в документах.
Выделю еще одну значимую проблему: с одной стороны, молодежь — она и в науке молодежь. Но с другой стороны, наука — это сфера, где возраст сам по себе не важен. Во всяком случае, он не должен быть определяющим фактором. Мы же не делим науку на «взрослую» и «молодую»… Работая много лет в статусе молодого ученого, получая соответствующую поддержку и целевое финансирование, я отчасти этого смущалась. Возникал вопрос: серьезно меня воспринимают в научном сообществе как ученого или все-таки делают скидку на возраст?
Более того, как только человек теряет статус молодого ученого, он сталкивается с рядом проблем, в частности сужаются возможности получить поддержку своих проектов. Когда ученому 40–45 лет, у него сформирован багаж знаний, но исчезает существовавшая ранее возможность реализации проектов, многим становится тяжело и в материальном, и в моральном плане. Я называю это «самочувствие ученых»: окно возможностей самореализации несколько сужается, и мы фиксируем снижение уверенности ученых в завтрашнем дне, которая нужна для планирования дальнейших исследований. Когда мы брали интервью у молодых специалистов, многие отмечали как самую большую проблему не материальное и техническое обеспечение, а невозможность долгосрочного планирования своих исследований. Здесь мы возвращаемся к началу разговора о важности стабильности для развития науки.
Когда молодой ученый начинает научную деятельность, он чаще всего и наполовину не представляет, что ему предстоит делать и кем он в итоге станет. А надо быть многоруким человеком-оркестром, который ведет исследования, постоянно следит за новыми публикациями, выступает на конференциях, добывает деньги, оборудование, растит аспирантов, работает со студентами. Поэтому в период, когда человек проходит этап профессионального становления, он сталкивается с множеством самых разных проблем, невозможность решить которые во многом определяет отток из научной сферы.
Информация взята с портала «Научная Россия» (https://scientificrussia.ru/)