Сегодня – День полярника. Этот праздник отмечают все те, чья работа связана с суровыми условиями Южного и Северного полюсов, в том числе исследователи Арктики и Антарктики. В новом интервью мы пообщались с одним из таких героев – Михаилом Ивановым, кандидатом географических наук, старшим научным сотрудником кафедры криолитологии и гляциологии и заместителем заведующего кафедрой по научно-исследовательским работам студентов географического факультета МГУ.
– Совсем недавно Вы вернулись из экспедиции. Расскажите, пожалуйста, куда Вы ездили?
– Начиная с 2017 года под моим руководством в сотрудничестве с Научным центром изучения Арктики мы возобновили регулярные наблюдения на опорных ледниках Полярного Урала. До 1981 года там была база и велись комплексные круглогодичные исследования, однако произошел несчастный случай, и комиссия решила закрыть это направление, тем более что были нужны сотрудники на Шпицбергене, да и в целом на то время ледники Урала были хорошо изучены.
Почти за полувековой перерыв образовалось большое белое пятно, которое мы теперь пытаемся закрыть. Сначала проводили только летние экспедиции, во время которых отслеживали, в каком состоянии находятся ледники в конце периода таяния. Эта поездка стала нашей второй зимней и теперь можно проследить полный цикл жизни этих образований – таяния за лето и питания за зиму.
Ледники на Урале быстро исчезают, в 2020 году мы обнаружили, что растаял некогда самый длинный на Урале ледник МГУ. Наш основной объект – ИГАН, названный так в честь Института географии Академии наук, – пока сохраняется. В этот раз нам также удалось попасть на еще один ледник – Обручева. Это были вообще первые зимние наблюдения на нем с 1981 года. Большое достижение, что мы смогли добраться до него, поскольку дорога сложная: долгий маршрут на снегоходе по льду озера, и сделать все надо одним днем, потому что груз для установки лагеря особо не возьмешь.
– Какие методы в работе Вы используете?
– Самые разнообразные, а в этот раз занимались в основном геодезическими исследованиями при помощи дифференциальных GPS-приемников. Они позволяют нам измерить высоту ледника с точностью до нескольких сантиметров; так мы фиксируем практически все точки поверхности, а затем выбираем какую-нибудь наиболее характерную и приступаем к исследованиям самого снега. Сначала замеряем его глубину щупом, а потом выкапываем шурф – вертикальное углубление до льда, чтобы можно было исследовать всю толщу снега. Снег там не такой мягкий и пушистый, как в Москве, это нечто вроде снегобетона, и мы буквально прорубаем его сантиметр за сантиметром. Он очень плотный, потому что частые метели утрамбовывают его, он содержит много воды. Именно поэтому на Урале вообще есть ледники. По климату их там быть не должно: горы низкие, лето жаркое, но есть понижения рельефа и углубления, куда солнце не заглядывает, и весь этот лед сохраняется годами.
– Можете поделиться какими-нибудь результатами?
– В прошлом году на ИГАНе нам пришлось копать около пяти метров, а в этом снега на леднике было очень мало, наш шурф оказался всего три метра, так что ледник голодает. В этом нам помогли убедиться и наблюдения на Обручеве. Он окружен крутыми склонами и на него сходят лавины, так что там снега очень много. Такие маленькие ледники, как этот, оказываются в более выгодном положении, потому что их питает не только метель. Обручев в некотором роде уникален, поскольку находится ниже всех ледников Урала, примерно 380-400 метров в нижней точке.
В целом за последние годы ледники Полярного Урала сильно растаяли, а многие и вовсе исчезли. Каждый раз, когда начинаешь анализировать космические снимки, приходится отмечать по десятку полностью растаявших объектов. Потепление приполярных районов катастрофическое: на 3-4 градуса и зимой, и летом. Это влечет за собой определенные последствия. Так, рядом с многими ледниками есть озера, которые часто подпружены, то есть как бы ограничены, мореной. Если из-за таяния ледника озеро переполнится, эта перемычка из отложений размоется, и возможен сход селя. В регионе в целом не так уж много поселений и инфраструктуры, но могут пострадать туристы.
– Как в целом проходят экспедиции?
– Мы тесно сотрудничаем с Российским центром освоения Арктики, который очень помогает нам с забросками на ледники – предоставляет колесные и гусеничные вездеходы, снегоходы и прочее. Мне вспоминается экспедиция 2009 года, когда наша группа сначала ехала на поезде из Москвы до полустанка 110-й км, потом три дня шла на лыжах, плюс еще пришлось пару суток просидеть в палатке из-за метели. Теперь же до базы в горах мы добираемся за один день на машине.
Летом живем в палатках, зимой в автомобиле – очень удобно раскладываются сиденья и получается почти купе поезда. Но даже так мы не застрахованы от суровой погоды: в теплое время бывают ураганы, и нет ничего удивительного в том, чтобы проснуться от того, что сложившаяся палатка хлопает по лицу. Хорошо, если соседская не прилетит… Зимой иногда можем несколько дней просидеть в машине.
Важно следить за погодой при планировании поездки в целом, а еще и при заброске, и при возвращении. В этот раз мы нормально добрались на снегоходе до ледника, а на обратном пути началась такая метель, что дороги не было видно, ехали буквально вслепую по GPS-навигатору. И при спуске с гор тоже не очень повезло: на обратном пути потеплело, дорогу развезло, местами вскрылись реки. Тут и не любой вездеход справится. Так что наши экспедиции порой связаны с опасностью.
– Студенты не боятся к вам на кафедру идти?
– Ну а что делать? Студентов я тоже беру в экспедиции, никто не пугается. Мы же на кафедре криолитологии и гляциологии! Снег и лед, метели и лавины – наша стихия.
– Почему вы выбрали это направление в качестве профессии?
– Ледники – один из самых интересных объектов исследований географа. Они постоянно меняются и оказывают большое влияние на нашу планету. Земля выглядит так, как выглядит, во многом благодаря тому, что на ней есть определенное количество льда. Например, если бы его было чуть меньше, то у материков оказалась бы совершенно другая береговая линия, множество территорий скрылось бы под водой, были бы другие проливы и течения.
Мне очень нравится разбираться, как снега и льды влияют на наш современный мир, но еще интереснее анализировать, что было десятки и сотни миллионов лет назад – так удается прогнозировать будущее нашей планеты.