#Интересно о науке

Как исследования учёных могут дополнить классиков художественной литературы 

  Несколько лет назад в российские школы вернулось сочинение как форма итоговой аттестации выпускников. В «нулевых» оно исчезло под давлением ЕГЭ, а потом его снова ввели — чуть ли не по инициативе Владимира Путина.
  Причём, в отличие от советского времени, проверять планировали не только умение излагать мысли и литературную эрудицию, но и знания по другим гуманитарным дисциплинам, в первую очередь обществознанию. Но пока проект бродил по всевозможными комитетам и комиссиям, требования к сочинению вернулись в привычное филологическое русло. Инструкция по оцениванию работ, разработанная ФИПИ в 2017/18 учебном году, разрешает школьникам привлекать только литературные источники: «художественные произведения, дневники, мемуары, публицистику, произведения устного народного творчества (за исключением малых жанров)». 

  Это и хорошо, и плохо. Хорошо, что сочинение не превращается в идеологический инструмент, измеряющий, как в былые времена, степень любви к партии и правительству,—этого боялись некоторые эксперты. Предлагаемые темы требуют лишь знания литературного материала и умения рассуждать на личностно-философские темы. К тому же, в отличие от выверенной де- сятилетиями школьной программы по литературе, курс обществознания представляет собой мутный коктейль из наук, искусственно перемешанных в рамках одного предмета. Бедным выпускникам и так приходится сдавать по нему ЕГЭ — появление подобных тем в сочинении было бы избыточным. 

  Но у литературоцентризма есть и минусы. Со времён классиков литературы XIX века учёные успели немало узнать о людях и социуме. Странно требовать от школьника, чтобы он рассуждал об общественных и психологических проблемах, не привлекая данные психологии, истории, социологии, экономики, философии. Мы решили восполнить этот пробел и представить, какие на- учные данные можно было бы задействовать, раскрывая темы, предложенные Министерством образования и науки в 2017 году. 

Человек и общество 

// Андрей Константинов 

 «Для тем данного на- правления актуален взгляд на человека как предста- вителя социума. Общество во многом формирует личность, но и личность способна оказывать влияние на социум. Темы позволят рассмотреть проблему личности и общества с разных сторон: с точки зрения их гар- моничного взаимодействия, сложного противостояния или непримиримого конфликта. Не менее важно задуматься об условиях, при которых человек должен под- чиниться общественным законам, а общество — учитывать интересы каждого человека. Литература всегда проявляла интерес к проблеме взаимоотношений человека и общества, созидательным или разрушительным последствиям этого взаимодействия для отдельной личности и для человеческой цивилизации». 

  Исследований, посвящённых теме «человек и общество», сколько угодно. Вся психология об этом — что же выбрать? А пусть выбирают сами учёные...
Несколько лет назад преподаватель НИУ ВШЭ Андрей Ловаков написал тринадцати именитым психологам, отечественным и зарубежным, попросив их выбрать самое важное психологическое исследование.

  Около половины участников опроса предложили вариации на старинные темы. Например, старенький Дэвид Майерс, автор классических учебников по психологии, не вспомнил ничего важнее открытия бессознательного, которому уж больше века. Другие респонденты назвали исследования, связанные скорее с нейрофизиологией, чем с психологией,—например, эксперимент, в ходе которого с помощью прибора фМРТ, следящего за активностью мозга, удалось наладить диалог с больными в вегетативном состоянии, не проявляющими никаких внешних признаков жизни. 

  Лишь трое участников упомянули исследования, проведённые в ХХI веке. Все они, по сути, об одном и том же — о социальной обусловленности мышления и восприятия, о том, что познавательные процессы направлены на обеспечение социальных функций. 

 Первое — исследование Майкла Томаселло, показавшего, что дети людей отличаются от детей шимпанзе в первую очередь не интеллектом (до полутора-двух лет они решают головоломки примерно одинаково), а страстью к кооперации и общению, уникальной потребностью делать что-то вместе, подражать собратьям и делиться информацией.
 Второе — открытие «дефолт-системы» мозга, его «естественного состояния». Суть в том, что «предоставленный самому себе, человеческий мозг естественным образом включается в размышления о социальных от- ношениях».  Поэтому нет ничего удивительного, что, толком не проснувшись, мы лезем утром проверять Фейсбук или ВК.
Третье — исследование того, как наблюдаемая нами реальность формируется социальными подсказками. Заходя в незнакомое помещение, мы обычно даже не пытаемся его как следует рассмотреть, моментально переключаясь на
людей — их жесты, движения. Мы крайне чувствительны к вниманию других, везде и всюду замечаем прежде всего то, что важно для окружающих и коммуникации с ними.
 Похоже, именно это понимание нашей необыкновенной социальной вовлечённо-сти и есть главное, что дала миру психология в новом веке.
 Вспоминается ещё одно открытие, уже из области антропологии,—исследование Робина Данбара, выяснившего, что размер коры мозга приматов прямо пропорционален типичному для вида размеру социальных групп. Этому закону подчиняемся и мы, люди. Вот и ответ на вопрос, почему мы такие умные, несмотря на то что из-за большого мозга человеческие роды проходят намного сложнее, чем у других животных, да и с энергетической точки зрения содержать столько нейронов очень дорого. Похоже, люди обязаны своей разумностью необходимости строить отношения с большим числом соплеменников — это умение определяет жизненный успех. 

 Получается, наш интеллект изначально социален, самой природой предназначен для решения проблем общения, взамоотношений и совместной деятельности. Не говоря уже о языке, без которого мы мало чем отличаемся от обезьяны.   Недаром мировая психология в последние десятилетия проявляет всё больший интерес к культурно-исторической теории советского учёного Льва Выготского (1896–1934), в которой человек рассматривается не как организм, выполняющий свою биологическую программу, а как совместный продукт общества и культуры. Человеком не рождаются, а становятся — благодаря жизни в обществе, усвоению языка и способов речевого мышления в процессе общения. Хотите стать человечнее — общайтесь!

Цели и средства 

// Григорий Тарасевич, Светлана Скарлош 

О чём рекомендовано писать. 

«Понятия данного на- правления взаимосвязаны и позволяют задуматься
о жизненных устремлениях человека, важности осмысленного целеполагания, умении правильно соотносить цель и средства её достижения, а также об этической оценке действий человека. Во многих литературных произведениях представлены персонажи, намеренно или ошибочно избравшие негодные средства для реализации своих планов. И нередко оказывается, что благая цель служит лишь прикрытием истинных (низменных) планов. Таким персонажам противопоставлены герои, для которых средства достижения высокой цели неотделимы от требований морали».
 
Важное в науке. Подозреваем, что эту тему в 2017 году выбрали неслучайно. Столетие Октябрьской революции — хороший повод поговорить о том, как сим- патичные идеи были испохаблены выбранными методами.
«Оправдывает ли благая цель не всегда хорошие средства? Эта проблема отнюдь не абстрактная. Вся наша история об этом, по крайней мере после семнадцатого года, когда была поставлена такая блистательная утопическая цель — всеобщее счастье, справедливость, равенство и благополучие,—что ради неё ничего было не жалко и любые средства являлись подходящими. Ради великой цели можно было чуть ли не треть населения собственной страны уничтожить, выморить, расстрелять — это называется революционная целесообразность. Это один подход. Обратный был сформулирован Кантом, который подчёркивал невозможность игнорировать выбор средств при достижении даже самой благой цели. Недостойные средства дискредитируют любую цель. Всё время приходится с этим сталкиваться», — говорил на одной из лекций профессор психологии Дмитрий Леонтьев. 

 Свирепую фразу «Цель оправдывает средства» часто приписывают итальян- скому мыслителю Никколо Макиавелли (1469–1527). Правда, большинство спе- циалистов склоняются к тому, что он такого не говорил; афоризм же принадле- жит то ли английскому философу Томасу Гоббсу, то ли некому иезуитскому богослову, то ли просто кому-то ещё. Реальный Макиавелли был тонким политиком, искусным дипломатом и вовсе не таким уж мерзавцем. «Нельзя назвать доблестью убийство сограждан, предательство, вероломство, жестокость и нечестивость: всем этим можно стяжать власть, но не славу», - писал он в своем «Государе»

 Всё это, однако, не уберегло честное имя итальянца от появления — спустя пятьсот лет — термина «макиавеллизм». Так называют склонность человека манипулировать другими, цинизм, готовность нарушать моральные запреты. Для измерения этого качества используется так называемый Мак-опросник — набор высказываний, в отношении которых вам предлагают выразить согласие или несогласие. Вот как вам, допустим, такое утверждение: «Для того, кто хочет сделать карьеру, главное — не хорошо работать, а уметь обходить формальности и ради достижения цели не бояться идти на мелкие правонарушения»?
 Термин «макиавеллизм» имеет очевидно негативный оттенок. Между тем вопрос об использовании дурных средств для достижения благих целей не такой уж однозначный. С 50-х годов XX века психологи используют в исследованиях метод моральных дилемм. Приведём пример: некая женщина умирает от редкой болезни, и есть только одно лекарство, которое может её спасти. Аптекарь назначает за препарат очень высокую цену — муж больной по имени Хайнц пытается договориться, но жадный фармацевт не идёт на уступки. Хайнц решает украсть лекарство. Итак, человек готов использовать плохое средство (воровство) ради хорошей цели (спасение жены). 

 Участникам исследования нужно было ответить на ряд вопросов. Должен ли Хайнц украсть лекарство? Хорошо это или дурно — украсть лекарство в этой ситуации? Есть ли у Хайнца моральная обязанность украсть лекарство? Почему да или нет? Если бы Хайнц не любил жену, он должен был бы украсть для неё лекарство? Предположим, что умирает чужой человек, должен ли тогда Хайнц грабить аптеку? 

 На основе решения подобных дилемм американский психолог Лоуренс Кольберг (1927–1987) определял стадию нравственного развития человека.   Кстати, сам он в молодости занимался нелегальной перевозкой еврейских беженцев в Палестину, то есть нарушал закон ради благой цели. С точки зрения Кольберга-учёного, важно было не то, какой вариант — красть или не красть — выбирал респондент, а чем руководствовался, принимая решение. Если главными были соображения вроде «а что мне за это будет, какую выгоду я получу, смогу ли избежать наказания?», значит, человек находится на низшем уровне нравственного развития. А если обращается к понятиям универ- сальной морали и собственной совести — достиг максимальной планки. Моральными дилеммами развлекают себя не только психологи, но и философы. Например, Филиппа Фут (1920–2010) предложила такой мысленный эксперимент: «Тяжёлая неуправляемая вагонетка несётся по рельсам. На пути её следования — пять человек, привязанных к рельсам сумасшедшим философом. К счастью, вы можете переключить стрелку, и тогда вагонетка поедет по другому, запасному пути. К несчастью, на запасном пути тоже есть человек, привя- занный к рельсам. Каковы ваши действия?» Фактически нам предлагают лишить жизни одного (дурное средство), чтобы спасти жизнь пятерым (благая цель). По- добных дилемм много. Например, с той же вагонеткой есть вариант, когда надо не просто нажать на рычаг, а своими руками скинуть на рельсы некого толстяка, чьё тело остановит движение.
 У философов нет однозначного ответа на вопрос, можно ли жертвовать жизнью одного ради спасения многих. Есть группа этических теорий, определяемых зубодробительным словом «консеквенциализм». Критерием нравственной оценки здесь является результат поведения. С этой точки зрения спасение пятерых однозначно оправдывает гибель одного. Однако в других этических системах такое действие является недопустимым, поскольку нарушает базовую заповедь «не убий». В общем, всё сложно, учёные спорят. 

 Но и на этом неоднозначность не заканчивается. Помимо вопроса, оправдывает ли цель средства, есть строго обратный: могут ли средства служить
оправданием цели? 

 Тут стоит вспомнить ещё один термин — когнитивный диссонанс. Его ввёл в научный оборот американский психолог Леон Фестингер (1919–1989). Важен здесь не столько сам факт, что в одной голове могут столкнуться два противоречащих друг другу знания. Прежде всего учёных интересовало, как справляется с этим конфликтом наша психика. Одним из способов, как выяснилось, является увеличение значимости результата, если на его получение затрачено много сил, времени, денег или других личных ресурсов. 

 Этот эффект хорошо демонстрируют десятки экспериментов, поставленных Фестингером и его последователями. В обычной жизни мы тоже встречаемся с этим довольно часто. При прочих равных для человека, который долго и мучительно готовился к поступлению в вуз, ценность диплома будет выше, чем для того, кто особенно не напрягался.

Смелость и трусость 

// Евгения Береснева 

О чём рекомендовано писать. 

«В основе данного на- правления лежит сопоставление противоположных проявлений человеческого “я”: готовности к решительным поступкам и стремления спрятаться от опасности, уклониться от разрешения сложных, порой экстремальных жизненных ситуаций. На страницах многих литературных произведений представлены как герои, способные к смелым действиям, так и персонажи, демонстрирующие слабость духа и отсутствие воли». 

  Важное в науке. Многие привычные для нас понятия в психологической литературе почти не встречаются. Например, смелость и трусость. Для психолога смелость — это преодоление страха с помощью волевых усилий. В каком-то смысле такое поведение противоестественно: страх — это предупреждение об опасности, сигнал спасаться. Поэтому испытывать страх нормаль- но. Человек боится, но берёт себя в руки и действует, достигает своей цели — это и называют волевым усилием, силой воли. Только она и позволяет встать утром после пары часов сна, несмотря на явные сигналы организма, что ему требуется отдых.
  Что здесь интересует учёных? Ответ на вопрос, при каких условиях, за счёт чего человек преодолевает страх. Советские психологи объясняли смелое поведение через понятие «иерархия ценностей». Если для меня очень важно помогать другим, я не побоюсь вступить- ся за чужого человека—например, в уличной драке,— несмотря на риск для собственного здоровья. Но, может, дома меня ждёт маленький сын, и я первым делом подумаю, что он останется один, если меня увезёт скорая,—и пройду мимо. Благополучие собственного ре- бёнка в моей иерархии ценностей оказалось выше по- мощи людям.
  Ради чего люди рискуют жизнью и ведут себя на редкость смело, как на войне, — за Родину, за Сталина, за собственных детей? Пожалуй, на эти вопросы литература отвечает лучше науки. Зато эксперименты психо- логов позволяют разобраться в частностях.
  Одно из важнейших исследований провёл в 1961 году американский учёный Джеймс Стоунер. Он выяснил, что после обсуждения в группе люди склонны принимать более смелые решения. Этот феномен получил на- звание «групповой сдвиг к риску». Последующие эксперименты и подтверждали, и опровергали выводы Стоунера — всё оказалось несколько сложнее. 

  Однако бытовой опыт подсказывает нам, что такой эффект действительно есть: за компанию всегда проще решиться на ка- кое-нибудь безумство. 

  Много интересного про страх и его преодоление могут рассказать нейробио-логи. За возникновение страха отвечает структура мозга под названием минда-
левидное тело. Кстати, известны случаи полного разрушения этой структуры, вследствие чего человек утрачивал чувство страха (о смелости, однако, здесь говорить не приходится). 

  В 2011 году швейцарские учёные опубликовали в журнале Science работу, где показали, какие факторы позволяют противостоять страху. Оказалось, что важную роль в этом играет гормон окситоцин. После его введения крыса в момент страха оставалась активна, а не замирала, как обычно. Животное по-прежнему ощущало страх, но способно было адекватно реагировать на ситуацию. Вероятнее всего, аналогичный механизм есть и у человека, заключают авторы. Например, молодые матери, организм которых производит окситоцин в больших количествах,—самые бесстрашные люди на земле (что, впрочем, легко объяснимо с эволюционной точки зрения). 

Верность и измена 

// Евгения Береснева

О чём рекомендовано писать. 

«В рамках направления можно рассуждать о верности и измене как противоположных проявлениях человеческой личности, рассматривая их с философской, этической, психологической точек зрения и обращаясь к жизненным и литературным примерам. Понятия “верность” и “измена” оказываются в центре сюжетов многих произведений разных эпох и характеризуют поступки героев в ситуации нравственного выбора как в личностных взаимоотношениях, так и в социальном контексте». 

  Важное в науке. В философии есть два противоположных подхода к понятию «верность». Американский философ Джосайя Ройс (1855–1916) на- зывал верностью «добровольное, действенное и безусловное служение личности определённому делу». Исходя из этой позиции, верность стране и даже мужу — это верность некой сверхидее.
 Главный оппонент Ройса, ещё один американский философ Джон Ладд (1917–2011), напротив, был уверен, что верность — понятие, относящееся ис- ключительно к сфере межличностных от- ношений: можно быть верным  конкретному человеку и нельзя человечеству в целом.
 Интересно, что столь абстрактные, казалось бы, рассуждения легли в основу разработок, с которыми каждый из нас сталкивается практически ежедневно. Маркетологи и политтехнологи строят свои кампании строго на одном из этих подходов. Реклама может воспитывать в потребителе лояльность конкретному бренду или же апеллировать к вашим индивидуальным ценностям.
 Но вернёмся к царице всех наук. Российский философ Мария Голикова проанализировала, как менялось понятие «верность» (fides) в период Античности. Оказывается, поначалу это слово употреблялось исключительно для описания отношений между людьми разного статуса: тот, кто ниже, верен тому, кто выше. При этом активный субъект в этой паре — второй. Господин дарует своё доверие слуге, государство подданному — и тот становится верным. Забрать доверие по каким-то причинам — это неверность. 

 В поздней же Античности этот фокус сместился, и человек уже сам выбирал, быть верным или предавать. Тогда же слово «верность» стало употребляться не только применительно к тем, кто занимает более высокое положение в обществе, но и в описании отношений равных: дружбы, любви.
Такое древнее слово не могло не за- интересовать и лингвистов. Российский филолог Ульяна Савельева, например, провела сравнительный анализ понимания концепта «предательство» носителями русского и английского языков. Оказалось, что наши представления о верности и измене совпадают почти во всём, вплоть до метафор, употребляемых для описания предательства. Это бывает довольно редко и говорит о том, что сам концепт очень древний — архетипический.
 Тем не менее есть и любопытные различия. В английском языке акцентируется юридическая сторона дела: предать — это прежде всего нарушить закон, договор.
 А в русском на первый план выходит противопоставление «свой-чужой»: предать — это сделать плохо своим в пользу чужих. «Понятие предательства не относится к чужому — только к своему. Предаёт свой, тот, кому вы верили»,—говорится в исследовании.
 В русском языке предательством также называют доносительство, разглашение секретов («доносчику первый кнут», «открыть тайну — погубить верность»). В английском ничего похожего нет.

Равнодушие и отзывчивость 

// Андрей Константинов 

О чём рекомендовано писать. 

«Темы данного направления нацеливают учащихся на осмысление разных типов отношения человека к людям и к миру (безразличие к окружающим, нежелание тратить душевные силы на чужую жизнь или искренняя готовность разделить с ближним его радости и беды, оказать ему беско- рыстную помощь). В литературе мы встречаем, с одной стороны, героев с горячим сердцем, готовых откликаться на чужие радости и беды, а с другой — персонажей, воплощающих противоположный, эгоистический, тип Важное в науке. На уровне бытовых представлений равнодушие и отзывчивость — постоянные черты личности. Один человек добр и готов всегда прийти на вы- ручку, другой думает только о себе и не склонен помогать окружающим в отсутствие вознаграждения. Но многочисленные психологические эксперименты показывают: анализируя поведение других, мы сильно недо- оцениваем влияние внешних обстоятельств. Называет- ся это мудрёным термином «фундаментальная ошибка каузальной атрибуции». 

— Помогите, я потерялся. Можете помочь позвонить папе? 

  Федя, мой десятилетний сын, стоит возле лестницы, ведущей к входу в супер- маркет «Ашан», и с самым несчастным видом пристаёт к прохожим. Так мы вос- производим классические исследования психологии горожан — проверяем, на- сколько москвичи отзывчивы по сравнению с жителями других мегаполисов. Эти эксперименты придумал и впервые провёл в 1970-е годы знаменитый аме- риканский социальный психолог Стэнли Милгрэм (1933–1984). Его интересовало, как город (Нью-Йорк) меняет людей, ка- кое влияние на наши ценности и поведение оказывает жизнь в мегаполисе. С тех пор эти опыты повторили во многих го- родах мира. Нашим исследованием в Москве руководит профессор Фордхемского университета Гарольд Такушьян, ученик Милгрэма. 

  Накануне мы с Федей смотрели видео о том, как мальчик того же возраста про- делывал этот эксперимент в Нью-Йорке 1980-х, а люди отворачивались от не- го. Казалось, что в современной Москве такого быть не может. Не потому, что мы отзывчивее, а потому что с мобильным телефоном помочь позвонить гораздо легче. Федя предложил повторить эксперимент с его участием.
  Я не верю своим глазам: большинство людей, оказывается, не готовы помочь ребёнку. Одни отворачиваются и ускоряют шаг, другие говорят «некогда», третьи направляют к охранникам супермаркета. Конечно, так по- ступают не все, но помогающих очень немного — в основном женщины, чаще пожилые. Я стою в сторонке, а когда вижу, что человек достаёт телефон, подхожу — благодарю, объясняю, что мы психологи, проверяем готовность москвичей прийти на помощь. Люди уходят с чувством выполненного долга. 

  Моя гипотеза не подтвердилась дело не в мобильных телефонах не сделали людей отзывчивее. Но на видео были и другие кадры: в маленьком пригороде Нью-Йорка (1980-х) люди приходили на помощь почти всегда. Эту закономерность отмечали и во время других экспериментов. Какие только представления не устраивали психологи! Один из них хромающей походкой шёл по улице и вдруг падал с душераздирающим криком, корчился, закатывал штанину, демонстрируя истекающую кровью ногу. В маленьких городах и посёлках останавливалась половина прохожих, в мегаполисах—15%. 

   Неужели правы были древние, говоря, что большой город уродует человека? Но каким образом и что именно он с нами делает?
—Городские жители не такие уж и чёрствые,—успокаивает профессор Такушьян. — Всё дело в перенасыщении стимулами. В городе слишком много всего. Люди могут действовать, только проигнорировав 99 % того, что происходит вокруг. Они не замечают друг друга. А вот в сельской местности, повстречавшись с человеком на дороге, вы, естественно, с ним поздороваетесь.
 Коллеги Такушьяна Бибб Латане и Джон Дарли разыгрывали в общественных местах эпилептические припадки, падали с лестницы... И установили зависи- мость: чем больше людей видит несчастный случай, тем меньше шанс, что хоть кто-нибудь из них придёт на помощь. Этот феномен получил название «эффект очевидцев»: когда вы один, то понимаете, что «если не я, то кто же?». Когда вокруг толпа, каждый надеется на кого-нибудь другого, менее занятого. 

  Готовность прийти на помощь может зависеть даже от того, торопится человек или нет. Яркий эксперимент на эту тему провёл в 1973 году всё тот же Джон Дарли с коллегой Дэниелом Бетсоном. 

 Испытуемыми были молодые специалисты по богословию — студенты Принстонской теологической семинарии. Им нужно было пройти в здание, расположенное в соседнем квартале, и прочитать там учебную проповедь. При этом части студентов сообщили: «Вы опаздываете! Вас уже заждались, поторопитесь!» А другой: «У вас есть время, возможно, вам придётся немного подождать». 

  По дороге им предстояло пройти мимо мужчины (естественно, это был помощник психологов), который полусидел-полулежал, кашляя и постанывая. Из тех, кого просили не спешить, остановились две трети, а среди тех, кому велели поторопиться, внимание к ближнему проявил лишь каждый десятый.    Такая мелочь, как наличие в запасе нескольких минут, может провести грань между равнодушием и отзывчивостью.