Вот уже десять лет в ноябре вручают награду лучшим отечественным популяризаторам науки. Премия «Просветитель» появилась в период становления российского научпопа, помогла ему окрепнуть, а для массового читателя стала ориентиром при выборе литературы, доступно рассказывающей о науке. Неписаный закон гласит: если книгу одобрил «Просветитель», её качество на высоте.
Имена лауреатов этого года уже известны. Но мы решили упомянуть все восемь изданий, которые вышли в финал, а одно из них — книгу доктора исторических наук Ивана Куриллы — представить подробнее. Почему именно её? «Кот Шрёдингера» очень любит историю, но довольно редко о ней пишет. Вот мы и навёрстываем упущенное, публикуя фрагмент работы профессионала.
Если вы решили, что это ликбез по истории, сдобренный оригинальной интерпретацией событий давно минувших дней, лет и веков,—ошибаетесь. Цель автора — рассказать о развитии идей в области изучения прошлого, становлении исторического знания и его современном состоянии.
Прочитав книгу, вы узнаете, почему мыслители Античности не оглядывались на прошлое и не любили о нём говорить; что такое исторический факт и почему его так трудно подтвердить; как история, которую всё время пытаются поставить себе на службу религия, власть и бизнес, может оставаться независимой и беспристрастной.
ИСТОРИЯ И ПРОШЛОЕ
Большинство современных определений истории используют понятие «прошлое», называя историю «наукой о прошлом», «наукой о действиях людей в прошлом» или же «наукой о прошлой социальной реальности».
Начнём с того, что так было не всегда. Древнегреческие историки, с которых по традиции ведёт свой отсчёт историческая наука, вовсе не пытались изучать прошлое. Геродот и Фукидид стремились оста- вить записи о своём времени, о собственном настоящем, чтобы оно не было забыто потомками. Если в их трудах и присутствовало прошлое, то только в форме «прошедшего в будущем» — когда читатели следующих поколений знакомились бы с текстами, в которых было описано время их авторов. Римские историки тоже больше всего писали о собственном времени; и даже Тит Ливий, автор истории Рима от основания горо-да, создал повествование, к которому его последователи лишь дописывали события, которым сами были свидетелями.
Средневековая история понималась как отрезок времени от сотворения мира до Страшного суда, причём в каком-то — самом важном — смысле она уже состоялась. Тексты о человеческой истории, написанные в ту эпоху, включали в себя прошлое, настоящее и будущее как единое целое. Изучение истории было важно для пони- мания замысла Божьего о человеке.
<...>
Прошлое стало проблематизироваться лишь в Новое время, с проведением границы между собственным временем историков и Средневековьем, когда утвердилось и представление, что изучение прошлого нужно для понимания будущего, мыслящегося, соответствен-но, как прямое продолжение минувших эпох.
<...>
Классический образ истории как повествования о прошлом окончательно утвердился лишь в XIX веке. В этот период происходили становление идиверсификация наук, формулировались их предметные поля, и именно тогда историки провозгласили своим предметом прошлое. В это время закреплялся образ учёного «в башне из слоновой кости», историка, способного судить о про- шлом «без гнева и пристрастия», поставляющего какое-то знание об ушедших эпохах тем, кому оно зачем- то нужно в современности (социологам, политикам, исследователям собственной генеалогии и разного рода любителям прошлого).
Таким образом, представлению об истории как науке исключительно о прошлом всего пара сотен лет, но уже в XX веке ему было противопоставлено мнение, что «любая история современна» и что современность вторгается в изучение и трактовку прошлого. В самом деле, любой исследователь выбирает для своей работы темы, актуальные для его современников, и ставит перед источниками вопросы, которые считаются важны- ми для людей его эпохи.
История и сегодня прежде всего мыслится как связанная с прошлым. Тем не менее в таких выражениях, как «войти в историю», «записать что-то для истории», речь, очевидно, идёт не о прошлом, а об истории как всём существовании человечества во времени, включающем прошлое, настоящее и будущее. Более того, в этом контексте история видится как накопление человечеством опыта и одновременно вневременной суд над делами и помыслами людей.
<...>
Однако и сегодня прошлое ускользает от определения. Грань между прошлым и настоящим неочевидна: даже только что увиденное своими глазами событие превращается в прошлое к моменту нашей мысли о нём. Можно проводить хронологическую черту по времени существования изучаемого института или явления, но тогда прошлое будет разным для каждого исследователя и каждого объекта изучения. Можно ориентироваться на сроки открытия архивов (и тогда государство, имеющее возможность устанавливать сроки давности и рассе- кречивания, оказывается властью, определяющей границы современности). Сторонники одного из распространённых взглядов считают, что границей современности всегда остаётся «последняя катастрофа»,—для нашего поколения это всё ещё катастрофа Второй мировой войны.
«РАЗМЕТКА» ИСТОРИИ
Однако было недостаточно отделить прошлое от современности, необходимо было изобрести некую «сетку координат», помогающую упорядочить бесчисленное множество сведений об этом прошлом.
<...>
Христианский историк и один из отцов церкви Евсевий Кесарийский (ок. 263–340) впервые совместил библейскую историю с данными египетских, римских и греческих источников. В своей «Хронике» он составил таблицу соответствия событий, изложенных в Библии (начиная со времён Авраама), войнам, олимпиадам, правлениям архонтов, консулов, царей и императоров, событиям, известным из других текстов. В начале Нового времени французский историк и филолог Жо- зеф Жюст Скалигер (1540–1609) продолжил дело Евсевия (частично опираясь на его труд) и расширил круг включённых в историю событий, используя разнообразные методы их датировки,—например, по упомянутым в текстах затмениям. Его труды «Новое сочинение об исправлении хронологии» (1583) и «Сокровищница хронологии» (1606) принесли ему славу создателя современной научной хронологии.
По мере того как обозреваемое прошлое человечества углублялось и объём знаний о событиях истории становился всё больше, историки и философы сталкивались с необходимостью не только объединить всё прошлое в рамках единой хронологии, но и «разметить» этот материал в соответствии со своими представлениями о важнейших его элементах. Чаще всего разметка осуществлялась на основании географического и хронологического признаков, иногда — их комбинации.
Так, в раннее Средневековье было распространено деление истории на «царства» или империи, последней из которых стала Римская (идея иеромонаха Филофея о Москве как «Третьем Риме» была частью этой традиции мысли).
<...>
В XIX и XX веках стали популярны разновидности деления мира на «цивилизации» по культурному и религиозному признаку (набор и состав признаков разными авторами предлагался разный). Российский учёный Ни- колай Данилевский был одним из пионеров этих теорий, а немецкий философ Освальд Шпенглер и британский историк Арнольд Тойнби стали главными класси- ками такого подхода в XX веке.
<...>
Однако большее распространение получили различные схемы хронологического деления истории. Традиционная хронология привязывала годы к су- ществованию описываемого объекта — правлению императора, существованию города (от основания Рима вели отсчёт многие античные историки). В 731 году английский историк Беда Достопочтенный (672/673 — ок. 735) впервые предложил исчисление времени от Рождества Христова — практика, распространившаяся в Европе с XI века, ко- торой мы пользуемся до наших дней.
Однако деление истории на эпохи осталось любимым занятием мыслителей. Относительно лёгкая теоретическая процедура деления истории человечества на столетия сталкивается с исторической реальностью, очевидные «разрывы» которой не приходятся на «круглые» годы. Так в обсуждениях появляются такие понятия, как «длинный XIX век»(от начала Великой французской революции в 1789 году до начала Первой мировой войны в 1914-м) или «короткий XX век» (от начала Первой мировой войны в 1914-м до окончания холодной войны и распада социалистической системы в 1989 или Советского Союза в 1991 году).
В эпоху Возрождения мыслители видели себя продолжателями античной культуры, тогда как период между своим временем и Античностью казался им разрывом традиции. Именно они впервые сформировали трёхчастную схему всемирной истории, состоявшую из Древнего мира, Нового времени и разделявших эти два периода Средних веков.
<...>
Cегодня наиболее распространено представление, что учёный выбирает ту или иную хронологию или тот или иной вариант цивилизационного подхода, если они помогают ему лучше решить поставленную задачу. Сами по себе эти схемы не могут быть «верны» или «ложны» — они либо помогают понять какую-то часть социальной реальности, либо нет.
СУЩЕСТВУЮТ ЛИ «ИСТОРИЧЕСКИЕ ФАКТЫ»?
Ещё в XIX веке считалось, что история-прошлое со- стоит из огромного числа дискретных событий, которые стали называть историческими фактами.
Историки того периода считали своей задачей установление как можно большего количества фактов.
<...>
Предполагалось, что каждый такой факт становится кирпичиком, из набора которых можно выстроить здание истории как полного описания прошлого.
Однако уже в начале XX века само понятие «исторический факт» подверглось сомнению и критике. Прежде всего историки, отойдя от единственного, политического ракурса в исследовании прошлого, увидели, что любой «факт» оказывался, с одной стороны, делимым на более мелкие факты, а с другой — был частью какого- то более крупного процесса или события, которое тоже можно было бы назвать «фактом».
Ещё более важным было понимание, что одно и то же событие (скажем, празднование победы над врагом) может быть описано во множестве научных текстов: в одном — в качестве факта культурной жизни, в другом — как экономический факт, в третьем — как факт политический. Принципиально важно здесь, что этот список фактов, порождённых единственным событием, всегда остаётся открытым, — невозможно представить себе, какой «факт» увидит в уже известном событии историк следующего поколения, который, возможно, придёт в тот же самый архив, что его предшественник, и возьмёт те же самые документы, — но задаст им новые вопросы.
<...>
Получается, что любой факт, упомянутый в историческом исследовании, является уже описанием события с определённой точки зрения и с помощью определён- ной методологии.
Можно ли отнести к историческим фактам утверждения вроде «крепостное право было отменено 19 февраля 1861 года» или «СССР прекратил своё существование в декабре 1991 года»? Чтобы понять отличие этих высказываний от того, что имеют в виду историки, задумаемся, на какой вопрос они отвечают. Если вопрос носит хронологический характер — когда случилось такое-то событие? — то это ещё не факт, а лишь привязка события к шкале времени. А если мы спрашиваем, что случилось в такую-то дату, то этот ответ один из воз- можных. Причём ответ «крепостное право было отменено» — лишь одно из нескольких описаний события (пусть и наиболее распространённое).
<...>
Так, в зависимости от исследовательской оптики и позиции автора можно, например, написать, что «Советский Союз распался», «был распущен», «стал жертвой политических амбиций», «уступил стремлению народов к независимости». Таким образом, прошлое недоступно нам в том смысле, в каком мы можем говорить о доступности физического мира, оно не лежит где-то как неосвоенная другая планета, а актуализируется только через наше внимание к нему; оно существует только «в потенции», в виде остатков и следов деятельности людей, ожидающих внимания со стороны людей другого времени, в источниках исторической науки. Однако прошлое не является плодом вымысла или фантазии историков: формулируя всё новые вопросы, они ищут ответы на них в этих остатках и материальных следах деятельности человека и не могут игнорировать эти ответы.