Зачем жителям средней полосы изучать северных животных? Какие ценные продукты может подарить нам северный олень? Какие опасности их подстерегают и могут ли эти болезни передаваться людям? Как их лечить и как профилактировать? Рассказывает академик Касим Анверович Лайшев, главный научный сотрудник Санкт-Петербургского федерального исследовательского центра РАН и Института общей генетики РАН, доктор ветеринарных наук.
― Касим Анверович, не так часто нам приходится беседовать с ветеринарами, да еще и посвятившими свою жизнь животным, которые обитают на Крайнем Севере. Знаю, что вы родились в Красноярском крае, в деревне Потапово, а потом проработали почти 30 лет в НИИ сельского хозяйства Крайнего Севера. Как ваши родители попали в эти края? Вы же не относитесь к коренным малочисленным народам Севера.
― По продолжительности жизни, наверное, отношусь к коренным, но не к малочисленным. Это удивительная история. Мои родители приехали из города на Неве, папа окончил Ленинградский ветеринарный институт, защитил кандидатскую диссертацию. Когда встал вопрос, где работать, а с жильем было тогда сложно, папа уехал на опытную оленеводческую станцию в село Потапово Дудинского района Красноярского края. Через какое-то время мама туда приехала, они поженились в городе Дудинке. А через год родился я. Это было в 1957 г.
С того времени я и связан с Севером. Отучился в школе в Норильске, тоже поступил в Ленинградский ветеринарный институт, окончил — и вернулся в Норильск, в Научно-исследовательский институт сельского хозяйства Крайнего Севера. Всю жизнь проработал на Севере, я и сейчас занимаюсь только северными животными. Моя любовь ― это северный олень, овцебык, другие животные и птицы Северного региона. В НИИ сельского хозяйства Крайнего Севера пришел старшим лаборантом и потихоньку дошел до директора института, где проработал до 2009 г.
― А почему уехали?
― Север ― достаточно сложное место для постоянного пребывания. Там тяжело жить. Поэтому в 2009 г. я переехал в Санкт-Петербург. Раньше это было отделение нечерноземной зоны ВАСХНИЛ, а в дальнейшем это стал Северо-Западный центр междисциплинарных исследований проблем продовольственного обеспечения, где я работал сначала главным научным сотрудником, потом заместителем директора по научной работе, а потом три года исполнял обязанности директора этого учреждения.
― НИИ сельского хозяйства Крайнего Севера, где вы проработали основную часть своей научной жизни, отметил в этом году 85-летний юбилей. Чем он уникален?
― Это учреждение было организовано при Главном управлении Севморпути в 1937 г. в Ленинграде по протекции Отто Юльевича Шмидта и при его непосредственном участии. Сначала это был Институт полярного земледелия, северного оленеводства и промыслового хозяйства и занимался обеспечением продовольствия. В тот период было организовано множество метеорологических полярных станций, Север активно осваивали. Даже в Игарке выращивали картофель, капусту ― в Курейке, а в Норильске была большая ферма крупного рогатого скота, тысяча голов.
В дальнейшем, в 1957 г., по указанию Н.С. Хрущева институт был переведен в Норильск. Знаменит он многими исследованиями. Например, очень интересной была тема по реакклиматизации овцебыка. Сейчас все забывают, что овцебыка завез бывший директор научно-исследовательского института сельского хозяйства Крайнего Севера академик В.А. Забродин. Я помню этих первых овцебыков. Бедный Василий Александрович переживал, когда два овцебыка погибли. Все знают пантокрин, который готовится из пантов маралов. А у нас были проведены исследования, доказавшие, что панты северных оленей тоже могут использоваться как биологически активные добавки. Была проделана большая работа, которой руководили член-корреспондент РАН В.Г. Шелепов и Н.С. Осинцев. Они уже, к сожалению, ушли из жизни.
― А ведь ваш учитель академик Забродин, насколько я знаю, жив.
― Академик Забродин, слава богу, жив, ему в этом году исполнилось 92 года, он в светлом уме и твердой памяти. Живет в Санкт-Петербурге. Он у нас по сей день главный научный сотрудник на небольшую часть ставки ― сейчас уже тяжело работать. Но это уникальный человек, и я ему благодарен. Очень много работ было проведено и по моей теме ― болезням северных оленей.
― А чем они болеют?
― Это болезни инфекционной этиологии, например копытка, а по-научному — некробактериоз.
― Что это такое? Когда копыто поражено?
― Да, это поражение копыта, которым страдают олени в летний период, когда на них нападает большое количество насекомых ― подкожный, носоглоточный овод, гнус в виде мошки, комара, доставляющих большие неудобства северным оленям. В первую очередь у них повреждаются конечности. Есть такой возбудитель болезни, как Fusobacterium necrophorum, вызывающий патологический процесс. Наслаивается вторичная микрофлора, заболевание становится опасным для жизни животных. Следует вспомнить сибирскую язву, вспыхнувшую в 2016 г. на Ямале. Именно для ликвидации и профилактики этой болезни в начале ХХ в. в районах Крайнего Севера были организованы специальные ветеринарные пункты. Если не ошибаюсь, первой была организована Булунская станция в Якутии еще до революции. Сибирская язва ― это особо опасное заболевание, которому подвержен и человек. Главная проблема в том, что возбудитель сибирской язвы образует споровую форму и может долго сохраняться в почве.
― Вы сказали, что организовывались пункты профилактики. Что там делали ― вакцинировали животных?
― Да, и сейчас, в настоящее время вакцинируют животных. У северных оленей это достаточно сложное мероприятие.
― Почему? Не хотят вакцинироваться?
― Олень, хотя его и называют домашним, на самом деле полудикое животное. Чтобы провести вакцинацию, делают большие загоны, перегоняют из одного загона в другой, в третий, потом отлавливают, прививают. Это непростая работа, но необходимая.
― Касим Анверович, давайте поговорим о той научной работе, которая ведется здесь в стенах Института общей генетики им. Н.И. Вавилова РАН в рамках гранта РНФ. Почему для жителя средней полосы важно исследование диких животных Крайнего Севера?
― Работа, которую мы проводим в ИОГен, посвящена генетическим исследованиям. Для того чтобы получать высококачественную продукцию, необходимы селекционно-племенная работа и, как результат, повышение продуктивности. Для примера скажу, что в СССР доили не более 3 тыс. л молока на одну дойную корову. Сейчас в отдельных хозяйствах доят по 12, 15 тыс. л молока. Это же не просто так. Это тоже результат селекционно-племенной работы.
Оленеводство ― это тоже животноводство, и продуктивность тоже необходимо как-то повышать. Есть такой показатель, как выход мяса в центнерах. Эти исследования по повышению продуктивности связаны с различными биотическими, абиотическими факторами. Селекционно-племенная работа в северном оленеводстве, конечно, проводилась всегда, но сейчас она выходит на новый уровень.
― Мы знаем, что у коров бывают разные породы. А у оленей?
― На данный момент у северных оленей зарегистрированы четыре породы. Самая большая — ненецкая порода, потом чукотская, эвенская и эвенкийская.
― А это разные породы ― эвенская и эвенкийская?
― Да, это разные породы. Они отличаются по размерам, по фенотипическим показателям, даже по характеру. Самая широко представленная ― ненецкая, которая распространена от Мурманской области до Таймыра. Небольшое количество оленей ненецкой породы есть в Республике Саха (Якутии). Хотя в Якутии самое большое поголовье оленей эвенской породы, там есть также чукотская и эвенкийская. Мы изучаем эти породы, проводим исследования по определению генетического разнообразия. Раньше эти породы определялись только по фенотипу, размеру, определенным индексам и зоотехническим показателям. Сейчас пришла наука генетика. Проведен ряд исследований, и они продолжаются. Теперь нужно связать хозяйственно полезные признаки и гены, чтобы мы не только селекционировали по фенотипу, но и выделяли их генетически. Скажем, этот ген отвечает за мясную продуктивность, эта группа генов ― за молочную продуктивность, эти за болезни…
― Их каким-то образом скрещивают, чтобы получить только полезные признаки?
― Пока нет, но это в планах. На крупном рогатом скоте так и делается, но к оленеводству еще не применяется. Генетика сюда пришла лет восемь назад, так что у нас все еще впереди. Мы подали на грант, где я руководитель, и проводим эту работу на Таймыре, на Ямале, в Мурманской области. Сейчас мы планируем каждый хозяйственный признак привязать к гену, и тогда мы сможем выделять животных, у которых, например, этот ген доминантный, то есть ведущий. А потом уже будем думать о скрещивании.
― А что это за работа по получению микроорганизмов из рубца северного оленя для разработки лечебно-профилактических средств?
― Эта работа тоже проводилась в рамках гранта РНФ. Давно известно, что рубец северного оленя населен микроорганизмами.
― Что такое рубец?
― У жвачных животных четырехкамерный желудок: это рубец, книжка, сетка и сычуг. Жвачные животные нахватывают много корма, а потом медленно отрыгивают, пережевывают и переваривают. Растительные корма содержат большое количество клетчатки, и в ходе первичного переваривания необходимы микроорганизмы, помогающие расщепить эту клетчатку. В дальнейшем она попадает в сетку, потом в книжку и в сычуг ― так называемый истинный желудок, а дальше в кишечник.
― Какие интересные названия. Почему книжка?
― Книжка ― она в виде шара, закругленная, и внутри перегородки в виде листочков. А сетка ― потому что у нее слизистая в виде ячеек.
― В чем же уникальность именно рубца?
― Уникальность в том, что там происходит скопление микроорганизмов, расщепляющих клетчатку за счет бродильных процессов. Северный олень поедает ягель, а в нем высокое содержание клетчатки. Идея состояла в том, чтобы выделить из рубца микроорганизмы, повышающие усвояемость корма. Если мы потом эти микроорганизмы переселим к другим видам животных, изменим их микробиом, изменится и перевариваемость. Мы эту идею реализовали, создали кормовую добавку, показали, что перевариваемость стала лучше. В результате улучшаются привесы и молочная продуктивность крупного рогатого скота. Думаю, что мы продолжим эту работу.
― Вы говорили о том, что из рогов северных оленей тоже можно получать ценные для человека продукты. Они доведены до конечного результата?
― Да, руководствуясь результатами наших исследований, сейчас такие экстракты делают в Подмосковье, в Железнодорожном. Это вещества наподобие пантокрина. Вообще Север ― кладезь полезных веществ. Взять хотя бы такие уникальные ягоды, как брусника, клюква, морошка. Из того же ягеля одно время делали различные биологически активные добавки. Но существуют сложности доставки, сбора материала.
― Касим Анверович, вы всю жизнь занимаетесь лечением оленей и других диких животных. Что вы испытываете по отношению к ним?
― К животным я отношусь как к пациентам. Для меня это объект исследования. Меня больше всего на Севере поражают не животные, а люди.
― А чем вас поражают люди?
― Общаясь с местным населением, я изумляюсь его жизнестойкости. Знаете, в отдельных регионах они живут в очень суровых условиях, но при этом сохраняют человечность. Они не черствеют, не становятся злыми. Это удивительно. Они же там и рождаются, и живут, и женятся.
Как-то мы были в Хатангском районе. Для того чтобы, например, вскипятить чайник, они идут в тундру, собирают прутики, веточки. Это летом. А в зимний период еще сложнее. Это же постоянно холод, темнота. Они живут в чуме, но делают из него дом, создают тепло и уют.
Приезжаешь в стадо ― тебя с искренней радостью встречают, в первую очередь зовут пить чай. Обязательно накормят, уложат спать. У меня есть напарник, доктор сельскохозяйственных наук Александр Александрович Южаков, он длительное время проработал на Ямале. Мы с ним часто приезжаем и там живем. Так нам никто ни разу слова дурного не сказал. Наоборот, тебе предоставят лучшее место, будут о тебе заботиться, как о родном. Эти люди для меня — соль земли. Их называют «малые народности». Это так по численности, а по душе они большие. Еще и поэтому я люблю Север.
― Наверное, при переезде в Москву или Санкт-Петербург возникает сильный контраст с теми людьми? Не хочется вернуться?
― Я ведь и не расставался с Севером. Ежегодно два-три раза выезжаю в оленеводческие хозяйства. В этом году были на Ямале, в Новом Уренгое, там стадо очень хорошее, в августе были на Таймыре, тоже там проводили исследование. Но я вам скажу, что люди везде хорошие. Я плохих не встречал. Единственное, что угнетает, ― когда ты долго прожил на одной территории и потом переезжаешь на другую, уже нет друзей. В моем возрасте близких друзей сложно завести. Вот этого правда не хватает.
― Наверняка за эти годы вы наработали навыки общения с дикими животными. Помогает ли это в общении с людьми?
― В общении с людьми помогает знание своей профессии. Когда ты приезжаешь в оленеводческое хозяйство и начинаешь разговаривать на том же языке, что и те, кто там работает, ты знаешь, что тебя услышат и будут уважать. Вообще, на мой взгляд, профессионализм ― это главное. Надо стремиться стать профессионалом в той области, которой ты занимаешься, знать все детали, стараться узнать еще больше, не бояться учиться, работать профессионально. К сожалению, этого сейчас остро не хватает.
Информация взята с портала «Научная Россия» (https://scientificrussia.ru/)
― Касим Анверович, не так часто нам приходится беседовать с ветеринарами, да еще и посвятившими свою жизнь животным, которые обитают на Крайнем Севере. Знаю, что вы родились в Красноярском крае, в деревне Потапово, а потом проработали почти 30 лет в НИИ сельского хозяйства Крайнего Севера. Как ваши родители попали в эти края? Вы же не относитесь к коренным малочисленным народам Севера.
― По продолжительности жизни, наверное, отношусь к коренным, но не к малочисленным. Это удивительная история. Мои родители приехали из города на Неве, папа окончил Ленинградский ветеринарный институт, защитил кандидатскую диссертацию. Когда встал вопрос, где работать, а с жильем было тогда сложно, папа уехал на опытную оленеводческую станцию в село Потапово Дудинского района Красноярского края. Через какое-то время мама туда приехала, они поженились в городе Дудинке. А через год родился я. Это было в 1957 г.
С того времени я и связан с Севером. Отучился в школе в Норильске, тоже поступил в Ленинградский ветеринарный институт, окончил — и вернулся в Норильск, в Научно-исследовательский институт сельского хозяйства Крайнего Севера. Всю жизнь проработал на Севере, я и сейчас занимаюсь только северными животными. Моя любовь ― это северный олень, овцебык, другие животные и птицы Северного региона. В НИИ сельского хозяйства Крайнего Севера пришел старшим лаборантом и потихоньку дошел до директора института, где проработал до 2009 г.
― А почему уехали?
― Север ― достаточно сложное место для постоянного пребывания. Там тяжело жить. Поэтому в 2009 г. я переехал в Санкт-Петербург. Раньше это было отделение нечерноземной зоны ВАСХНИЛ, а в дальнейшем это стал Северо-Западный центр междисциплинарных исследований проблем продовольственного обеспечения, где я работал сначала главным научным сотрудником, потом заместителем директора по научной работе, а потом три года исполнял обязанности директора этого учреждения.
― НИИ сельского хозяйства Крайнего Севера, где вы проработали основную часть своей научной жизни, отметил в этом году 85-летний юбилей. Чем он уникален?
― Это учреждение было организовано при Главном управлении Севморпути в 1937 г. в Ленинграде по протекции Отто Юльевича Шмидта и при его непосредственном участии. Сначала это был Институт полярного земледелия, северного оленеводства и промыслового хозяйства и занимался обеспечением продовольствия. В тот период было организовано множество метеорологических полярных станций, Север активно осваивали. Даже в Игарке выращивали картофель, капусту ― в Курейке, а в Норильске была большая ферма крупного рогатого скота, тысяча голов.
В дальнейшем, в 1957 г., по указанию Н.С. Хрущева институт был переведен в Норильск. Знаменит он многими исследованиями. Например, очень интересной была тема по реакклиматизации овцебыка. Сейчас все забывают, что овцебыка завез бывший директор научно-исследовательского института сельского хозяйства Крайнего Севера академик В.А. Забродин. Я помню этих первых овцебыков. Бедный Василий Александрович переживал, когда два овцебыка погибли. Все знают пантокрин, который готовится из пантов маралов. А у нас были проведены исследования, доказавшие, что панты северных оленей тоже могут использоваться как биологически активные добавки. Была проделана большая работа, которой руководили член-корреспондент РАН В.Г. Шелепов и Н.С. Осинцев. Они уже, к сожалению, ушли из жизни.
― А ведь ваш учитель академик Забродин, насколько я знаю, жив.
― Академик Забродин, слава богу, жив, ему в этом году исполнилось 92 года, он в светлом уме и твердой памяти. Живет в Санкт-Петербурге. Он у нас по сей день главный научный сотрудник на небольшую часть ставки ― сейчас уже тяжело работать. Но это уникальный человек, и я ему благодарен. Очень много работ было проведено и по моей теме ― болезням северных оленей.
― А чем они болеют?
― Это болезни инфекционной этиологии, например копытка, а по-научному — некробактериоз.
― Что это такое? Когда копыто поражено?
― Да, это поражение копыта, которым страдают олени в летний период, когда на них нападает большое количество насекомых ― подкожный, носоглоточный овод, гнус в виде мошки, комара, доставляющих большие неудобства северным оленям. В первую очередь у них повреждаются конечности. Есть такой возбудитель болезни, как Fusobacterium necrophorum, вызывающий патологический процесс. Наслаивается вторичная микрофлора, заболевание становится опасным для жизни животных. Следует вспомнить сибирскую язву, вспыхнувшую в 2016 г. на Ямале. Именно для ликвидации и профилактики этой болезни в начале ХХ в. в районах Крайнего Севера были организованы специальные ветеринарные пункты. Если не ошибаюсь, первой была организована Булунская станция в Якутии еще до революции. Сибирская язва ― это особо опасное заболевание, которому подвержен и человек. Главная проблема в том, что возбудитель сибирской язвы образует споровую форму и может долго сохраняться в почве.
― Вы сказали, что организовывались пункты профилактики. Что там делали ― вакцинировали животных?
― Да, и сейчас, в настоящее время вакцинируют животных. У северных оленей это достаточно сложное мероприятие.
― Почему? Не хотят вакцинироваться?
― Олень, хотя его и называют домашним, на самом деле полудикое животное. Чтобы провести вакцинацию, делают большие загоны, перегоняют из одного загона в другой, в третий, потом отлавливают, прививают. Это непростая работа, но необходимая.
― Касим Анверович, давайте поговорим о той научной работе, которая ведется здесь в стенах Института общей генетики им. Н.И. Вавилова РАН в рамках гранта РНФ. Почему для жителя средней полосы важно исследование диких животных Крайнего Севера?
― Работа, которую мы проводим в ИОГен, посвящена генетическим исследованиям. Для того чтобы получать высококачественную продукцию, необходимы селекционно-племенная работа и, как результат, повышение продуктивности. Для примера скажу, что в СССР доили не более 3 тыс. л молока на одну дойную корову. Сейчас в отдельных хозяйствах доят по 12, 15 тыс. л молока. Это же не просто так. Это тоже результат селекционно-племенной работы.
Оленеводство ― это тоже животноводство, и продуктивность тоже необходимо как-то повышать. Есть такой показатель, как выход мяса в центнерах. Эти исследования по повышению продуктивности связаны с различными биотическими, абиотическими факторами. Селекционно-племенная работа в северном оленеводстве, конечно, проводилась всегда, но сейчас она выходит на новый уровень.
― Мы знаем, что у коров бывают разные породы. А у оленей?
― На данный момент у северных оленей зарегистрированы четыре породы. Самая большая — ненецкая порода, потом чукотская, эвенская и эвенкийская.
― А это разные породы ― эвенская и эвенкийская?
― Да, это разные породы. Они отличаются по размерам, по фенотипическим показателям, даже по характеру. Самая широко представленная ― ненецкая, которая распространена от Мурманской области до Таймыра. Небольшое количество оленей ненецкой породы есть в Республике Саха (Якутии). Хотя в Якутии самое большое поголовье оленей эвенской породы, там есть также чукотская и эвенкийская. Мы изучаем эти породы, проводим исследования по определению генетического разнообразия. Раньше эти породы определялись только по фенотипу, размеру, определенным индексам и зоотехническим показателям. Сейчас пришла наука генетика. Проведен ряд исследований, и они продолжаются. Теперь нужно связать хозяйственно полезные признаки и гены, чтобы мы не только селекционировали по фенотипу, но и выделяли их генетически. Скажем, этот ген отвечает за мясную продуктивность, эта группа генов ― за молочную продуктивность, эти за болезни…
― Их каким-то образом скрещивают, чтобы получить только полезные признаки?
― Пока нет, но это в планах. На крупном рогатом скоте так и делается, но к оленеводству еще не применяется. Генетика сюда пришла лет восемь назад, так что у нас все еще впереди. Мы подали на грант, где я руководитель, и проводим эту работу на Таймыре, на Ямале, в Мурманской области. Сейчас мы планируем каждый хозяйственный признак привязать к гену, и тогда мы сможем выделять животных, у которых, например, этот ген доминантный, то есть ведущий. А потом уже будем думать о скрещивании.
― А что это за работа по получению микроорганизмов из рубца северного оленя для разработки лечебно-профилактических средств?
― Эта работа тоже проводилась в рамках гранта РНФ. Давно известно, что рубец северного оленя населен микроорганизмами.
― Что такое рубец?
― У жвачных животных четырехкамерный желудок: это рубец, книжка, сетка и сычуг. Жвачные животные нахватывают много корма, а потом медленно отрыгивают, пережевывают и переваривают. Растительные корма содержат большое количество клетчатки, и в ходе первичного переваривания необходимы микроорганизмы, помогающие расщепить эту клетчатку. В дальнейшем она попадает в сетку, потом в книжку и в сычуг ― так называемый истинный желудок, а дальше в кишечник.
― Какие интересные названия. Почему книжка?
― Книжка ― она в виде шара, закругленная, и внутри перегородки в виде листочков. А сетка ― потому что у нее слизистая в виде ячеек.
― В чем же уникальность именно рубца?
― Уникальность в том, что там происходит скопление микроорганизмов, расщепляющих клетчатку за счет бродильных процессов. Северный олень поедает ягель, а в нем высокое содержание клетчатки. Идея состояла в том, чтобы выделить из рубца микроорганизмы, повышающие усвояемость корма. Если мы потом эти микроорганизмы переселим к другим видам животных, изменим их микробиом, изменится и перевариваемость. Мы эту идею реализовали, создали кормовую добавку, показали, что перевариваемость стала лучше. В результате улучшаются привесы и молочная продуктивность крупного рогатого скота. Думаю, что мы продолжим эту работу.
― Вы говорили о том, что из рогов северных оленей тоже можно получать ценные для человека продукты. Они доведены до конечного результата?
― Да, руководствуясь результатами наших исследований, сейчас такие экстракты делают в Подмосковье, в Железнодорожном. Это вещества наподобие пантокрина. Вообще Север ― кладезь полезных веществ. Взять хотя бы такие уникальные ягоды, как брусника, клюква, морошка. Из того же ягеля одно время делали различные биологически активные добавки. Но существуют сложности доставки, сбора материала.
― Касим Анверович, вы всю жизнь занимаетесь лечением оленей и других диких животных. Что вы испытываете по отношению к ним?
― К животным я отношусь как к пациентам. Для меня это объект исследования. Меня больше всего на Севере поражают не животные, а люди.
― А чем вас поражают люди?
― Общаясь с местным населением, я изумляюсь его жизнестойкости. Знаете, в отдельных регионах они живут в очень суровых условиях, но при этом сохраняют человечность. Они не черствеют, не становятся злыми. Это удивительно. Они же там и рождаются, и живут, и женятся.
Как-то мы были в Хатангском районе. Для того чтобы, например, вскипятить чайник, они идут в тундру, собирают прутики, веточки. Это летом. А в зимний период еще сложнее. Это же постоянно холод, темнота. Они живут в чуме, но делают из него дом, создают тепло и уют.
Приезжаешь в стадо ― тебя с искренней радостью встречают, в первую очередь зовут пить чай. Обязательно накормят, уложат спать. У меня есть напарник, доктор сельскохозяйственных наук Александр Александрович Южаков, он длительное время проработал на Ямале. Мы с ним часто приезжаем и там живем. Так нам никто ни разу слова дурного не сказал. Наоборот, тебе предоставят лучшее место, будут о тебе заботиться, как о родном. Эти люди для меня — соль земли. Их называют «малые народности». Это так по численности, а по душе они большие. Еще и поэтому я люблю Север.
― Наверное, при переезде в Москву или Санкт-Петербург возникает сильный контраст с теми людьми? Не хочется вернуться?
― Я ведь и не расставался с Севером. Ежегодно два-три раза выезжаю в оленеводческие хозяйства. В этом году были на Ямале, в Новом Уренгое, там стадо очень хорошее, в августе были на Таймыре, тоже там проводили исследование. Но я вам скажу, что люди везде хорошие. Я плохих не встречал. Единственное, что угнетает, ― когда ты долго прожил на одной территории и потом переезжаешь на другую, уже нет друзей. В моем возрасте близких друзей сложно завести. Вот этого правда не хватает.
― Наверняка за эти годы вы наработали навыки общения с дикими животными. Помогает ли это в общении с людьми?
― В общении с людьми помогает знание своей профессии. Когда ты приезжаешь в оленеводческое хозяйство и начинаешь разговаривать на том же языке, что и те, кто там работает, ты знаешь, что тебя услышат и будут уважать. Вообще, на мой взгляд, профессионализм ― это главное. Надо стремиться стать профессионалом в той области, которой ты занимаешься, знать все детали, стараться узнать еще больше, не бояться учиться, работать профессионально. К сожалению, этого сейчас остро не хватает.
Информация взята с портала «Научная Россия» (https://scientificrussia.ru/)